Сны часто путаются с реальностью, уходя постепенно, и только музыка снимает похмелье от ненужных действий, встреч и разговоров. На протяжении четырёх недель каждую субботу в витебском "Бомонде" будут проходить концерты всевозможных молодых групп в рамках CRUELTY fast.2008. Стартовал фестиваль уже в эту субботу. Я вволю наслушался живой дезни и блэк-металла, спокойно потягивая привычное пиво у барной стойки вместе с другом. Музыка и сейчас играет во мне... только это уже вовсе не жётский death или black, ведь музыка моей души намного мягче, правда, в ней становится всё сложнее со временем найти компромисс.

Возврвращаясь к делам мирским, нельзя не отметить мою первую зарплату, которая каким-то раком оказалась в полтора раза выше, чем ожидалось и чем есть по бумагам. И мне по-прежнему непонятно, как такое могло произойти. Впрочем, не суть важно: больше - не меньше; разбираться что да почему не собираюсь. Буду просто тихонечко улыбаться этой забавной ошибке или, может, неожиданности, а может, правильней сказать закономерности.

Настоящее... Оно окружает меня: такое пёстрое, такое разнообразное и необычное. Я снова влился в поток и поток с радостью принял нового участника движения, зарезервировав специальное метечко... и заранее определив людей, готовых разделить со мной один и тот же временной отрезок, призванный доставить всем удовольствие. Но всё так предсказуемо, всё известно заранее. И мне, и им, и Ему. Только никто не осудит и никто не спросит. Пока я жив - я волен поступать так, как подсказывает сердце. Не это ли свобода... но даже если нет, то и так вполне терпимо. Я чувствую молчаливое согласие на все предпринимаемые мной действия, глупые они или не очень, словно всё идёт строго по плану. По плану, детали которого для меня как были загадкой, так и остаются загадкой. Назовём это жизнью. И я люблю смерть за то, что благодаря её существованию во мне просыпается вкус к этой жизни. А Там мы все будем, рано ли, поздно ли - какая разница сейчас, пока мы дышим и полны жизни. И можно наслаждаться уже сейчас, можно довольствоваться хорошим, ожидая лучшее.
Иногда я чувствую себя как будто бы на гребне огромной волны... Одно плохо: никому не удаётся держаться на волне слишком долго. Уже завтра можно сорваться с полированной доски и оказаться в окружении беспокойной воды, вдали от спасительного берега... Но сейчас нет смысла думать об этом. Будет день, будет пища...

Не хочу загадывать, не буду вдаваться в детали, но велик шанс, что к концу этого месяца я снова покину этот город. Потому что чувствую, что пора, что засиделся, что терпение скоро лопнет.
Перемены грядут. Они уже близко. Я жду их.

Если ты видишь это своим разумом - это появится в твоих руках.

Чёрно-белый мотив придуман, увы, не мной
Его принесла на крыльях осенняя мгла
Обрывки фраз ветер выносит со дна
Моей памяти, вновь обнуляя меня

Чёрно-белый мотив во мраке бессонных ночей
Разговор ни о чём предвещает безоблачный день
День тёплых лучей и ясных синих дождей
Увидит меня, уходящим в тень

Убитое время скользит у меня между строк
Смотри, от него не осталось почти ни следа
Мы - заключённые, мы отбываем свой срок
На воде и на хлебе, пока не уйдёт зима

Чёрно-белый мотив - это неспетый каприз
Моей воле в безвольном молчании стен
Он как памяти скользкий мокрый карниз
Зовёт за собой, обещая мне перемен

И был концерт. И бушевал слэм. И ломались молодые кости, прыгавших в толпе безумцев. Шутка, всё отлично, без жертв. Ну, подрался кто-то, как обычно, да успокоились.
Половину концерта я по обыкновению производил съёмку, потом, тоже по обыкновению, не выдержал и пошёл воевать. Запах потных тел, оттоптанные ноги, море, ушедшей в никуда, энергии... А ещё одна пикантная ситуация. В общем, кто-то в толпе воздух испортил. Я чуть не умер, прослезился даже. Ну что, я же говорил, что дам всем просраться: сказано - сделано! А тогда было не до шуток.

Что же написать, возвращаясь к обыденному... Кажется, маме стало лучше. Но всю прошедшую неделю она делала лишь две вещи: спала или смотрела телевизор, а иногда одновременно и то и другое.
Бедная собака похудела в полтора раза... а на кухне, стыдно сказать, завелись мыши. Я слышу их шуршание по ночам...
Такие дела.
Пойду есть мороженое.

– Конечно, ждать, пока течение возобновится, – дело тяжелое. Но раз надо ждать – значит, надо. А пока делай вид, что умер.

Иногда, глядя на улыбающееся лицо подруги или друга... или любого другого человека, трудно определить, что на самом деле твориться у него в душе. Прятать боль за остроумными шутками и широкими улыбками стало у некоторых чем-то вроде хобби, а может, это такая своеобразная привычка. А я не знаю, как будет вернее: постараться не беспокоить других, притворяясь вместе с ними, что всё идёт отлично, либо оставаться честным, как перед собой, так и перед окружающими. Но говоря "дела идут хреново", вовсе не обязательно делать вид, будто только что вернулся с похорон. Ведь кое-что можно ещё исправить, а лучшее впереди.
Сейчас я напоминаю себе рыбу, выброшенную на берег... птицу с подрезанными крыльями... зато дышать могу не только в воде. А крылья заживут. И никакой клетки больше. Поэтому, несмотря ни на что, у меня пока получается сохранить хорошее расположение духа. С виду не скажешь, но это так...

...Я здесь привык
Я здесь
Не так одинок
Хоть иногда
Но здесь
Я вижу своих...

Опять почти целый день снег рассекал воздух своими двумя-тремя метрами в секунду, а я... грузился, грузился, а потом как начал ржать над всякой ерундой, так еле остановился. Со стороны могло показаться, что парень "приехал" окончательно. А дома снова пусто и... такое ощущение, что здесь никто не живёт. И состояние моё было бы намного лучше, если бы не мать. С ней снова что-то происходит. Я не успеваю следить за всем из-за идиотской работы. А мама на всё, похоже, забила... Поэтому квартира медленно, но верно превращается в помойку. В холодильнике - шаром прокати. Мы не разговариваем. Мама молчит, ну и я молчу. Я не знаю, что должен говорить и должен ли вообще говорить. Не евший весь сегоняшний день, я выкурил несколько сигарет. Аппетита нет, но физически я не чувствую какого-либо значительного дискомфорта. Наоборот, мысли стали чётче, память крепче, все чувства обострились.

Решил прогуляться. Прямо сейчас. Не один... и это хорошо.

Быть может, завтра будет лучше, чем вчера.
Возможно, сегодня всё не так плохо.
Наверное, я вырвусь в Японию с тем, чтобы никогда не вернуться на Родину. Где-то в душе, я чувствую это. Где-то в душе, я чувствую, как всё может произойти иначе. Потому что никто не знает. А у меня так часто бьётся сердце...
Скорее всего, я стремлюсь туда, где меня давно заждались. Или я ошибаюсь.
Есть вероятность, что меня в этом мире больше никто не ждёт. Нигде. Никогда. Навсегда? Игра слов. Игра разума. Эмоции... Откуда столько? Откуда... мне это известно. Или я только так полагаю. Но никто не виноват. А весна подобна электрической мясорубке, перерубающей даже прочные кости. Я стал переносить красный цвет. Моя цветоаномалия поутихла и цвета вспыхивают яркими красками. Как если бы я ходил под действием наркотиков. Надолго ли? И почему, кто ответит? Всем пофиг, и мне мало разницы. Но что-то новое...
А врачи говорили - врождённое. Они говорили - навсегда. "А ты разве не знал?". "А я не знал", - ответил я искренне. Не знал до семнадцати лет. А прошло ведь четыре года. И мне по-прежнему не понять, много это или мало. Оно как посмотреть. Но в магазине сегодня снова спрашивают паспорт. Мне хотелось пива. Человеку, которому скоро 21, по-прежнему не дают восемнадцати. Знаете, в этом мире ничего не меняется за такие малые промежутки времени. Иногда... А иногда вся жизнь меняется за один миг. Ведь так? И сегодня я решил, что этой весной мне исполнится лишь восемнадцать. Раз все видят меня моложе - буду моложе. Желание умереть молодым где-то ещё живёт во мне. И обязательно умереть красиво. Я так ценю красоту. Но никогда не ставлю её выше внутреннего наполнения... Всё такой же чудак. "Ты странный", "Ты забавный", "Ты невыносимый", "Ты добрый", "Ты непонятный", "Ты хороший", - звучат эхом определения чужих мне людей. Их однобокие представления. Я им не верю. Но что я знаю о них? Что я смогу сказать насчёт них? Кретин...

"Я тебя почти люблю", - повторяются снова и снова в голове слова давней подруги. А меня не надо почти любить. Я ей так и ответил.

"Любовь - это сейчас не модно. Вот секс - другое дело", - вспоминается мерзкая, но до боли жизненная фраза из уст малолетки, услышанная в питерском подъезде.

"Ну сдохли и сдохли, чего уж теперь", - сказал знакомый после пожара в академии. Помогал выносить тела. Один, второй, третий, четвёртый. Мертвы. Кого-то не довезли до больницы. Потом ещё... и ещё... Итого восемь. Восемь двадцатилетних парней. А он: "Сдохли и сдохли, чего уж теперь".

"Ты не кричал, когда родился. Все кричат обычно, а ты не кричал. Я испугалась: думала, ты родился мёртвым. Живой?, - спросила у акушера. Живой, - говорит. Живой." Почему-то мне вспомнился этот мамин рассказ. Почему... почему я не кричал. Не хотелось, наверно. А может, был рад своему появлению на свет. От радости кричать что ли... Поди теперь разбери...

А отец. Он ведь всегда был законченным атеистом. Откуда та запись в его тетради: "Каждый сам за себя, а Бог за всех. Да только некому Ему помолиться."
Упал самолёт. В ту ночь в океан упал самолёт. Друг. На борту был его друг. Я помню... Могу понять. Но не до конца. В нас скрыто куда больше, чем мы стремимся выставить напоказ.

Есть чаша. В неё капает красная жидкость. Окружающие люди часто думают, что чаша эта никогда не наполнится до краёв. Раньше я и сам так думал. А сейчас.. просто не знаю. Иногда мне хочется вспыхнуть падающим метеором, взорваться сверхновой звездой, разноцветным салютом разлететься на миллионы разноцветных осколков, чтобы появились улыбки одновременно на лицах тысяч людей... и чтобы свет загорелся в их глазах. И погаснуть... погаснуть, так же стремительно, как загореться.
Просто я люблю салюты. И море. Лес. Небо. Снег. Дождь. Деревья. А ещё цветы, но не сорванные. Красивых девушек, но не глупых... хорошо бы. Милых японок, и пускай кривозубые и косолапые. Сны, причём самые разные. Пиво, но желательно светлое. Поговорить, лишь бы с дорогим человеком. Помолчать с кем-нибудь, думая об одном и том же. А ещё всё чистое, непорочное. Может, потому что сам давно испорчен, как пианино без клавиш. Кто бы отдал половину своих и ничего не попросил взамен... Правда ли, что если хочешь что-либо получить, ты должен отдать взамен нечто равноценное? Справедлив ли закон равноценного обмена? Это чушь, продиктованная корыстью... Изначально всё не так... А любовь мне никогда не дарили... Я дарю её тебе.

by Ratty (Уголок Души)

Тусклые глаза
Застывшие лица
Ветер бьёт в лицо
Может это снится
Звёзды и луна
Вроде всё в порядке
Но в карманах деньги
Вновь играют в прятки
Бесполезен шарф
Я уже простужен
Тает грязный снег
В незамёрзших лужах
Кто-то смоет день
Под горячим душем
Тихо ляжет спать
А я…
никому не нужен

Неделька пролетела в непонятном ритме: не быстро и не медленно – что-то среднее. Несколько дней шёл снег. Не задерживаясь на земле, он тут же таял. Снег шёл и сегодня, но всё растаяло снова. И в окно я наблюдал за отражением заходящего солнца, рассыпавшегося осколками в многочисленных лужах. По утрам ледяная корка на холодном асфальте. Я множество раз поскальзывался, но так ни разу и не упал. За всю зиму… просто поразительно. На дороге к нашему предприятию перевернулась машина и по инерции свалилась в кювет, проехав несколько метров на крыше колёсами вверх. Никто серьёзно не пострадал. На работе всё шло своим чередом. Сижу, записываю посетителей, докладываю по рации о происшествиях, периодически делаю обход территории предприятия и слежу за камерами видеонаблюдения.. типа, чтобы никто посторонний не гулял. Там газовые цистерны, поэтому всё строго. А ещё досматриваю изредка приходящие железнодорожные составы с газом и газовозы. В общем, на «ГАЗХИМЭКСПОРТ» сплошной газ, что следует из названия. Только газовый пистолет на случай самообороны пока не выдали. Всё равно он здесь нафиг не нужен – всё тихо. На крайний случай есть красная кнопка под столом. Но происшествий никаких, только машины бьются часто у близлежащей дороги. Помимо всего этого со мной заключили контракт, провели краткое обучение, завели трудовую и сделали пластиковую карту для начисления зарплаты. Всё так серьёзно, будто я к ним на всю жизнь устроился. Я только сейчас подумал, что за свою короткую ещё жизнь перебрал целый ворох разных работ и нигде не задерживался надолго. Самый длительный отрезок времени на одном рабочем месте – полгода. Но там, по крайней мере, отправляли в командировки, и мне казалось это занятным… колесить по разным городам. Жаль не по разным странам.
Вот так и прошла неделя. К старым, лежащим в нафталине, планам и намерениям прибавилось решение отучиться в автошколе. Давно откладывал.