[конец недели]

Я проснулся примерно за пять минут до будильника. Редкостное явление. Времени до выхода целый вагон, можно и кофе приготовить. За этим занятием я попытался вспомнить свой сон, - безуспешно. Даже если не получается вспомнить сноведение, оно всё равно оставляет какой-то осадок. Порождённые им чувства и эмоции уходят, а след остаётся. Как неотчётливый отпечаток ботинка на рыхлом снегу.
Мозг прочно стоял на ручном тормозе: я смотрел на открытую сахарницу и пытался понять, сыпал только что в кофе сахар или всё-таки нет, а если сыпал, то сколько ложек. Автопилот постоянно даёт какой-то сбой. Можно делать любое привычное действие, думая хоть о жирафах, хоть о далёких галактиках, но стоит резко включиться, вынырнуть из своих раздумий, как начинаешь ощущать беспомощность черепахи, вынутой из своего панциря.

На работе день начался с обсуждения политической ситуации в стране и мире. Инициатором был наш местный старый пень. Говорить о политике не люблю, поэтому я просто сидел в сторонке с кучкой газет "metro", незаметно выросшей за неделю, и помалкивал. Оказывается, вот уже неделю я каждый день беру в метро свежую газету, но придя на работу, аккуратно кладу её в стопочку на столе и благополучно забываю. Я стал листать газеты, начав с самой ранней, в то время как Старый Пень бодро мешал с говном Грузию, Украину, Америку и всю их, как он выразился, "пиздобратию". Почему именно "пиздобратия", я решительно не понимал. Наверно, это слово Пню чем-то нравится. Вообще-то в каких-то вещах моё мнение с Пнёвским даже совпадает. Но сама его личность и манера общаться вызывает нечто, отдалённо напоминающее отвращение. Старый Пень любит смешать что-нибудь с говном. Сказать по секрету, по говну он просто спец. К примеру, может запросто перемешать с говном настроение. Причём, как себе, так и другим. У меня к таким людям стойкий иммунитет. Бывает, иммунитет даёт слабину, но это в виде исключения. Делаешь скидку на возраст, тяжёлое детство и проблемы с потенцией, как вся злость на такого человека бесследно пропадает. Однако мой друг на дух Пня не переносит. Ругается с ним по-чёрному, чуть до драки не доходит. Даже не знаю, чем тут можно помочь, ведь никаких скидок друг почему-то делать не хочет.

Я продолжал читать газеты. Происшествие: какой-то парень написал в прощальной записке: "я люблю жизнь", и прострелил себе голову из охотничьего ружья. Вот дела... Интересно, почему люди постоянно сами себе противоречат. Мне вдруг вспомнился фильм, где в самом начале картины игрок в американский футбол вышел на поле, достал пистолет и стал стрелять остальным по ногам. Потом произнёс: "Жизнь - дерьмо", - и вышиб себе мозги. По крайней мере в его словах куда меньше противоречивого. Не пойму только, зачем перед посадкой в экспресс на тот свет стрелять в других. Я попытался вспомнить название фильма, но, как не напрягал извилины, вспомнить ничего не удалосось. Довольно известный голливудский боевичок многолетней выдержки - это всё, что осталось в голове, не считая игрока в американский футбол, которому внезапно разхотелось жить. Голливудские блокбастеры, как красивые девушки с рекламных плакатов. Ты любуешься ими пока смотришь, но стоит отвести взгляд в сторону, как тут же забываешь.
Читать газеты расхотелось. Я стал перебирать в памяти дурацкие американские законы, о которых часто пишут в смешных журнальчиках. Вспомнил, что в Техасе нельзя делать больше трёх глотков пива за один раз. В общем-то не смертельно. А ещё в каком-то штате нельзя ловить рыбу верхом на... верблюде. Нельзя рыбу с верблюда ловить и хоть ты тресни. Надо будет спросить у заядлых рыбаков, ловят ли они иногда рыбу с верблюда, или ещё не доводилось...

Работы в пятницу практически не было. В перерывах я шатался по длинным коридорам фирмы или совершал попытки узнать последние новости из газет. К счастью, подгоняемое моим сознанием, время не стало сопротивляться и пролетело сравнительно быстро. После работы я сразу направился в гости к одному человеку. Одна знакомая просила зайти, если будет свободное время, а свободное время как раз было. Я у неё ни разу не был, но рваный листочек с адресом и кривой картой обещали быть незаменимыми помощниками. Повернув в противоположную сторону от Балтийского вокзала, я не спеша дошёл до Фонтанки, полюбовался на Сфинксов и перешёл мост. Повернул направо, как и было указано в нарисованной карте. Первый пеерулок по левой стороне оказался искомым. Найти нужный дом уже не составляло никакого труда. Я набрал номер квартиры и после пары-тройки гудков железные двери шумно распахнулись, словно это не подъезд, а вход в гробницу какого-нибудь фараона. Странный механизм...

[вечер одного из дней]

 

Выходные вылетели в трубу, подобно Санта Клаусу на Рождество. Но Санта Клаус, прежде чем вылететь в трубу, хотя бы оставляет подарки, надо отдать ему должное. Я в очередной раз пропустил концерт Энимал Джаз, который состоялся в Port'у минувшей субботой, не смог пойти и на Седьмую расу в прошедшее воскресенье. Вечер, подгоняемый осенней мглой, навеивал на меня бесконечное количество мыслей и воспоминаний. Но я старался отвлечься, заняться хоть чем-нибудь полезным. Получалось не очень... Уж лучше пустота в голове, чем каша из недодуманных мыслей... или как там говорится? Явно не про меня. Лучше не лучше, а мне захотелось есть.

Заглянув в холодильник, я подумал о блокаде Ленинграда в годы Великой Отечественной. Потому что в холодильнике этом - шаром прокати.

В нижней части распахнутой дверцы подмигивала зелёным одинокая банка Tuborg'а, а на полке, прямо над морозильной камерой, валялась парочка венских колбасок, банка горчицы, пластиковая бутылочка с остатками кетчупа HEINZ и совсем уж маленький кусочек полузасохшего дешёвого "российского" сыра. Я с минуту наблюдал эту картину, переводя взгляд с сыра на пиво, с пива на колбаски, потом на горчицу, с горчицы на кетчуп, затем в обратном порядке. После того, как сыр со свистом полетел в мусорное ведро, я достал банку Tuborg'а, горчицу, выудил оставшиеся колбаски, с целью обжарить на сковородке и проглотить, предварительно обмакнув в горчицу, сверху заливая пивом.

И всё-таки в блокадном Ленинграде не было ни одной банки пива, бьюсь об заклад, - размышлял я, макая первую колбаску в горчицу. Венскими колбасками там даже не пахло. И горчицы, наверное, тоже не было. И сыра полузасохшего, вроде того, что теперь покоится на дне мусорки, не было наверняка. Я давно не пополнял запасы, но всё что необходимо сделать, это сходить в ближайший магазин и хорошенько затариться. Ничего сверхъестественного. С этой мыслью я отхлебнул пива и почувствовал стыд за все свои нелепые сравнения. Вроде нормально живу. И хрен с ними, с концертами этими. Последний раз как будто.

Вскоре вторая колбаска отправилась вслед за первой, а смятая жестяная банка отправилась туда же, куда ранее улетел испорченный сыр. Несколько минут мы наслаждались тишиной. Я и пустой холодильник.



Перед сном я сделал попытку почитать Ницше. Абсолютно ничего не усваивалось. Ни единого слова не понял. Я понял лишь то, насколько сильно устал за день. Но засыпать почему-то совсем не хотелось. На мобильнике есть Мураками. Как-то раз мне захотелось перечитать по второму разу все его романы, и я скачал на мобильник практически всё, что он написал за 15 лет. Начать решил с Конца Света ("Страна Чудес Без Тормозов и Конец Света"). Почему - сам не знаю. Наверно, в своё время именно эта книга зацепила меня как-то по-особенному. Или потому что с Концом Света у меня ассоциируется осень. Наверное, осень - самое подходящее для конца света время года. Я принялся за Конец Света. Читал долго, но время летело незаметно.



" - Отпусти себя. Ты же не уздник в тюрьме.

Ты - птица, улетевшая в небо за своим сном".

----------------------------------------------------

Дочитав до этих строк, я почувствовал, как что-то густое и тёплое обволакивает всё тело от макушки до кончиков пальцев ног. Я положил телефон у изголовья, выключил свет и, чуть ли не с головой накрывшись одеялом, оставил тело, улетев за прекрасным сном...

За прекрасным сном, который наутро так и не вспомнился.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Будильник звенел 3 раза. Ровно столько же раз я выключал его, вновь погружаясь в сладостную тишину и глубже зарываясь в одеяло. И каждый раз хотелось ударить по нему чем-нибудь тяжёлым. Будильник надрывается каждый день, кроме выходных, в 7:00, 7:15 и 7:25 - такова установленная мной очерёдность. Если удаётся окончательно разлепить глаза в 7:05, значит, я хорошенько выспался; если в 7:20 - тоже неплохо, но когда на часах 7:30, а я не соизволил отодрать тело от одеяла - день будет тяжёлым. Так вот, сегодня утром в 7:35 я ещё сидел на диване, разглядывая настенный календарь, с единственной мыслью в голове: "Сентябрь...". То есть до выхода оставалось каких-то 15 минут, а на мне только трусы и домашние тапочки плюс причёска в стиле punk no dead. Вообще-то не люблю суетиться, но опаздывать не люблю ещё больше. Поэтому дальше я делал всё тоже самое, что обычно делаю по утрам, только выглядело это приблизительно так, словно кто-то нажал на перемотку. Так что в 7:48 оставалось лишь надеть ботинки. Я залпом допил холодный чай, остававшийся в кружке со вчерашнего вечера, впрыгнул в обувь, молниеносно завязал шнурки и вышел за дверь квартиры.

Несмотря на подобное начало, день оказался вовсе не тяжёлым. На работе я валял дурака, продолжаю валять и сейчас. Валяю дурака, а у меня ещё конь не валялся. Хотя кое-какие дела есть... Да там совсем немного, поэтому я и пишу здесь фигню, прикидывая по часам, сколько можно ещё бездельничать, чтобы потом всё успеть, спокойно собраться и уйти гулять. По моим прикидкам, ещё час можно смело потратить на всё что угодно. В планах крепкий кофе со свежей выпечкой, переключить радио с Оззи Озборна на кого-нибудь другого и посмотреть в интернете погоду на грядущие выходные. Правда, я не уверен, так ли мне важно, какая погода будет на этих выходных, ведь планов не больше, чем у селёдки, засоленной в бочке среди своих собратьев. А вдруг... что-нибудь да придумается.

"Я должен быть ангелом, если только я хочу жить: вы же живёте в других условиях."
Так писал Ницше. Из всех существующих философов, больше всего меня возмущала философия Ницше. Доходило до того, что книга закрывалась хлопком и небрежно откладывалась в сторону. Мне казалось, своими хлёсткими изречениями он способен нанести вред моим идеалам. А теперь я преспокойно читаю по вечерам Ницше, в то время как мои идеалы подобны стене из бронированного стекла. Смотреть на вещи под разными углами, кажется, у меня стало лучше это получаться.

Я много думал о людях, представление о которых имею лишь по фотографиям и по безмолвной интернет-переписке. Чей голос ни разу не слышал, не видел их жестов, светящихся глаз, не чувствовал прикосновений. Так что мне известно о них на самом деле? Ничего... Практически ничего.

Мне очень понравилось, как Ричард Бах описывал толпы людей. Толпы людей, струящиеся по тротуарам, вливающиеся в поезда подземки, протекающие сквозь автобусные станции каждое утро и каждый вечер. Он верно подметил, что по большому счёту это потоки людей, которым известно только то, что этот путь был многократно пройден ими до, и будет пройден после, ещё, и ещё, и ещё много раз. "Такого рода знание облекает подавляющее большинство представителей человечества в маску лжи, и редко кто обнаруживает свой внутренний самообман, скрывая страдания, которые испытывает в попытках преодолеть житейские проблемы, и наслаждение прошедшими и грядущими радостями жизни. Бредущие в этих толпах не есть люди, но лишь тени - носители людей, сосуды с людьми, заточенными внутри. Это напоминает бесконечную процессию экипажей с зашторенными окнами."

Экипажи с зашторенными окнами...

Но если занавески зашторены не так плотно, то, может, всё-таки возможно увидеть того, кто внутри? Я не знаю. Надеюсь на это. Порой сам чувствую себя экипажем с зашторенными окнами.

Я тут как будто бы ни о чём... так и есть. Но... не про осень же писать. И уж точно не сочинение на тему: "Как я провёл неделю в Витебске". Хорошо провёл. А что ни пиши - всё равно как со стенкой разговор. Сейчас я спокоен от пяток до ушей, только Марс не даст медленно тлеть. Взяв в руки меч, от меча и погибнешь.

Можно миллион раз хотеть всё изменить... а можно просто делать.

Закончились мёртвые выходные и я с удивлением заметил, что с удовольствием готов идти завтра на работу. Наверное, это первая работа, на которую я могу ходить с удовольствием, поэтому, когда придёт время уходить, мне будет искренне жаль. Дело даже не в самой работе, а скорее в людях, которые меня окружают. Я привык... Привык к этим людям и, быть может, впервые почувствовал, что прочно стою на ногах в этом городе и что город этот как будто бы не против моего в нём присутствия. Смешно сказать, я только недавно перестал задевать головой низкие поручни в метро, о которые постоянно бился, если приходилось быстро вставать с места; наконец-то научился вовремя пригибать голову, когда выхожу из вагона, набив на этом не одну шишку. Привык к сумасшедшим водителям, к повышенной влажности питерского климата, к затяжным дождям и синоптикам-недоучкам, слишком часто ошибающимся своими прогнозами погоды. Привык ко всему. Поэтому я остаюсь и пробуду здесь ровно столько, сколько сочту нужным. Меня ничего не связывает, не держит, не ограничивает, я просто делаю то, что мне нравится и нахожу это прекрасным.

В пятницу исполнилось 15 лет фирме, где я работаю. По иронии эта дата совпала с годовщиной смерти Цоя. Стало ясно одно: на Богословское кладбище я съезжу в другой раз. Потому что мы заказали автобус и двинули на озёра неподалёку от Мурманского шоссе. Шашлыки, копчёная рыба, хорошая выпивка, песни под гитару, шутки, конкурсы, подарки, покатушки на лодках - чего там только не было. Всё было в рамках, со вкусом, далеко не дёшево и за счёт фирмы до последней копейки.
Генеральный директор толкнул неплохую речь. Вспомнил нелегкие времена в начале 90-х, про криминал, про свою нищенскую зарплату в те времена. Но Россия жила, в одиночку выплачивала огромный внешний долг за все страны бывшего Союза, которые по сей день тявкают на нашу страну, как моськи на слона, а в 1993-м появилась фирма, существующая в условиях жёсткой конкуренции по сей день. И хотя, сказал директор, бывали времена немного получше, чем сейчас, всё же, если мы можем вот так все вместе собраться, раз можем повышать зарплату сотрудникам, опережая инфляцию, значит, всё не так плохо и можно двигаться дальше.
Корпоративчик набирал обороты. Я бы не сказал, что выпил много. По крайней мере ходил всё время ровно и говорил внятно. Но почему-то вспоминается всё какими-то отрывками. Плывём с девчонками в лодке, воздух слушаем, киряем водку, - БАЦ! - мы с другом уже с пристани сальтом ныряем, - БАЦ! - ну что, по последней? - БАЦ! - сижу в Крайслере на заднем сидении в обнимку с симпатичной девушкой-менеджером из отдела закупок, с которой до этого только здоровались и прощались на работе. По правую руку, опустив голову на колени, сидел мой друг, которому последняя, по-видимому, была явно лишней. С горем пополам добрались до города. Дальше память стабилизировалась. Мы получили предложение отправиться в баню. Ну... друга пришлось домой отправить, а я и ещё две девушки поехали. Из бани вылезли в первом часу ночи. Одна состоятельная леди, с которой мы успели в этой бане пообщаться, великодушно предложила подвезти всех до дома. На метро мы уже не успевали. Как оказалось, "весёлый посёлок" (так называется мой район) находился дальше всего от точки старта, поэтому сначала развезли моих попутчиц, а затем устремились к мосту Александра Невского, чтобы переправиться на другой берег Невы и попасть в мой район. Долгое время ехали молча. Я устало смотрел на проносящиеся мимо огни и думал обо всём, что приходило в голову: о том, насколько бессмысленно проходит моя жизнь и что виноват в этом только я сам, о том, что ждёт меня в будущем и что я готов сделать для этого будущего, о тех, кто приходил и уходил из моей жизни, кто ещё уйдет, кто уйдет следующим, а кто останется в ней до конца, сколько времени у меня в наличии, хватит ли его для реализации намеченных планов, сколько ещё предстоит потратить впустую, прежде чем что-нибудь получится, сколько ран получу в сердце, а сколько сердец сам покалечу по неосторожности, сколько раз разочаруюсь во всём и поверю снова, сколько раз взлетать и падать, умирать и рождаться вновь, много ли невыполненного останется, когда на груди руки последний раз крестом сложу обесточенный, станет ли это причиной вернуться обратно... Но всё это так... вопросы отчасти риторические. Ответа не получишь. Его ты узнаешь потом.
Мы стрелой неслись сквозь город. Электронный датчик на приборной панели показывал за 100 км/ч, сбрасывая на крутых поворотах значение до шестидесяти. Я подумал, что поговорка "за рулём пи..да - это не езда" совершенно неприменима в данном случае. Женщина отлично вела машину, чувствовала себя уверенно, а я спокойно, даже когда очередная неровность питерской улицы подбрасывала нас чуть ли не к верхней обшивке салона. Слово за слово, мы всё-таки с ней разговорились. Только разговор был каким-то непривычным для меня и я не всегда находил, что сказать. Возможно, виной тому разница в возрасте, а может, моя глупость. Мы были недалеко от моей улицы, когда я посмотрел на часы и заметил, что мосты могут развести раньше, чем она успеет переправиться назад через Неву. Я сказал, что дальше пойду пешком, а ей лучше бы поторопиться с возвращением. Она улыбнулась и ответила, что меня везла ещё медленно, поэтому обязательно успеет. Такая вот забота о пассажирах. Через мгновение чёрная Honda Civic сделала резкий разворот и умчалась в такую же чёрную даль. Проводив взглядом машину, я направился в квартиру. Мы вряд ли ещё когда-нибудь встретимся.

GAME OVER

За несколько прошедших дней пришлось сжечь пару мостов, предварительно убедившись, что на противоположную сторону мне больше НИКОГДА не понадобится. Вместо них были выстроены новые, причём почти без моего участия. Да так много, что я просто потерялся в выборе... Есть деньги - мне не настолько нужен этот прах, есть перспектива тихой жизни до гроба - я не для этого пришёл сюда. А главное, есть выбор. У меня всегда есть выбор и свобода сделать этот выбор самому.

Я уже давно столько не гулял по Питеру. Зациклившись на Невском, его блестючей мишуре бесконечных витрин и величественности домов, я очень давно не гулял по набережной Фонтанки, перестал заходить в тихие проходные дворики... До сегодняшнего дня. Сегодня я вспомнил всё снова.

Своей юбкой, тёмными волосами и необычным для русских разрезом глаз, она напомнила мне японскую школьницу. Дождь... то лил как из ведра, то на время стихал, а мы перебегали от одного укрытия к другому, спасаясь от сырости.
Она много говорила об Англии, где успела проучиться пол года, упомянала о Франции и Испании. На её фоне я смотрелся не видевшим мир мальчишкой, живущим в мире фантазий и искаженной реальности. Мы забежали в Манеж на фотовыставку, где я окунулся в мир чужой страны и с восхищением думал о способности некоторых людей запечатлить в простой фотографии частицу человеческой души.
А потом, щёлк! - кто-то выключил дождь. И солнце светило до тех пор, пока не скрылось за горизонтом.
Это был чудный воскресный день. Я познакомился с интереснейшей девушкой. А то что наш Зенит проиграл казанскому Рубину со счётом
1:4... как-то уже не тревожит.

Здесь каждый есть то, что он есть, - и здесь каждый хочет быть не тем, что он есть.
(Л. Андреев)